Сир, Вы только держитесь, пожалуйста...
А мне - дайте собраться с мыслями, и я обязательно подберу по двум городам листки с записями, найду и перекрою потерянные блокноты, выучу парадигмы склонений и образование отглагольных прилагательных.
...и останутся не часы томительного ожидания в больнице, не учение о каббале и тоска по потерянному континенту, а день выписки, длинный деревянный стол посреди комнаты и пивные кружки, доверху наполненные вином; прист и менестрель в заснеженном подлеске, «Winter is here!», варган, укулеле и насмешливо-удивленный взгляд Хекса; липкая и хлипкая сова из папье-маше, электронный адрес, неразборчивым подчерком написанный на клочке бумаги и веселые песни с залихватским умляутом в заглавии.
Сир, перетерпите, прошу вас.

---

Чуть меньше часа до весны.

Пусть они навсегда останутся в этой невероятно долгой зиме после ошеломительно тяжелой осени; они никогда не отправятся к заказчику, оно и к лучшему - рыбья стая плавает в тихой заводи моей комнаты.
Чуть больше, чем полгода.

И пусть весна будет хорошей. Аминь.

@темы: дети мира-под-водой

---

Как можно о чем-то писать? Весна через пять дней, и ничего, ничегошеньки не готово! Разве что чудовища подросли. Они существуют, слышишь ты? А все, что было сказано тобой и тогда, и после - ложь.

Инквизиторы и самураи, кролики и коалы, рыцари и черепашки, солнце, красные кирпичи и запах старой бумаги.
Эй, то ли еще будет!

---

10 дней до весны

По тому отрезку Пушкинской, что начинается от Речного училища и заканчивается у двух больших кованых фонарей, совершенно замечательно идти ранним-ранним утром под моросящим дождем. Фонари здесь немного болезненного зеленого оттенка, и этот странный свет отражается в мокрой тротуарной плитке, трясется в голых ветвях деревьев, смешивается с редкими оранжевыми квадратами окон. Вечером здесь уже совершенно не так - слишком много людей, слишком много светящихся окон...
Теперь я хожу на немецкий, читаю "Историю крестовых походов", а в марте нужно забрать паспорт. В конце зимы всегда чувствуешь себя, как спортсмен перед стартом. Но маленькие приветы из Средиземья продолжают появляться в моем блокноте.

---

Птица вещая

Существо, которое появилось совершенно спонтанно. Гуляя по заснеженной роще вместе с братцем, мы пришли к выводу, что оно еще маленькое, немного потерянное и слегка напуганное.

А я все думаю, каким же оно будет, когда вырастет.

---

Письма в Ривенделл

Когда пишешь письма, ответы на некоторые вопросы находятся куда быстрее. У меня накопилось довольно много писем, которые я никогда не отправлю - пусть себе лежат ненужным ворохом до Дня Носков Феанора, а там пожрет их весенний пламень, и пепел развеется над зеленым озерцом. Это письма, адресованные друзьям, родственникам, старым учителям, мертвым классикам и несуществующим персонажам.
Кому я пишу здесь? Черт (да-да, тот самый, с ананасами и спиртом) разберет, но дневник дает ощущение надежности последнего оплота, так и не взятой цитадели.
Cказала себе, что не прикоснусь к блокнотам, специально оставила дома линеры, запретила себе брать в руки карандаш, пока не закрою сессию. У меня оставалась всего одна черная ручка и рабочий блокнот, в который принципиально не заносится ничего серьезного или значительного. А ночью я нарисовала Ривенделл. Потому что так надо.

---

Птицы поют пальцами.

Немного про персонажа.

Нектан (ударение на е), капитан пиратского судна "Фьямметта". Полуэльф. Любит напиваться в хлам всем, чем угодно - начиная от этилового спирта и кончая элитными винами. Когда пьян, очень весел и способен на любую авантюру, вплоть до демонстрации своих причиндалов полиции с борта судна через подзорную трубу. В одной из стычек был ранен в горло, поэтому часть трахеи заменена сложным механизмом. Когда напился в очередной раз, на спор прикрутил к механизму железные лапки. Открутить обратно уже нельзя, поэтому маскирует их под большим шарфом. Капитанскую треуголку игнорирует, носит котелок. В похмелье сумрачен, задумчив, цитирует Шекспира (любимый монолог - "что он Гекубе" из Гамлета), специально для этих целей держит в каюте человеческий череп.
Пока все подводили итоги уходящего года, я сдавала зачет по старославянскому языку (первая палатализация, вторая и третья, не забываем про йотацию) и сыпала непечатными выражениями в сторону электротехники (нет, мы не изучаем этот предмет, и моя ненависть к нему - совсем другая, долгая и неинтересная история).
Да, в этом году у меня не было фонариков на окнах и шелеста оберточной бумаги, даже первый снег не принес того ощущения новогодней сказки, как обычно... Вместо снега его принес Санджи, возникший в парке напротив моего дома в своем заиндевевшем пальто. Мы бродили по блестящему, оранжевому городу, опустошили мой маленький голубой термос, опять поспорили по поводу того, кто же был виноват в той истории с Сильмариллами и несколько раз прокатились по замерзшей луже около школы. "Winter is already here, bitches!" - помахал он мне рукой в перчатке и скрылся в темноте между домов. "Already here" - подумалось мне в ответ.

После пинков Такаширыча рисовать в молескине стало гораздо легче. В конце-концов, это тоже всего лишь блокнот.
Вид из квартиры Майи завораживал, хотелось всю ночь простоять, высунувшись по пояс из окна, несмотря на увещевания Горького. Утром многим надо было идти и переписывать контрольные по Шекспиру, но никто и не брался за книги - читались стихи, свои и чужие; в абсолютной темноте соседней комнаты кто-то навзрыд рассказывал о своей жизни, из-за закрытой двери в третью комнату раздавались вопли ужаса: там играли в SCP. Сплошная кутерьма в полтретьего ночи.
Утром, постанывая, мы все-таки доехали до университета, и я все-таки смогла что-то написать. "Что он Гекубе, что ему Гекуба?!". Однако домой я попала еще нескоро, несмотря на то, что это был последний день занятий и большинство наших уже разъехались по домам. Странно, но слова одной из моих старых учительниц сбываются уже не в первый раз. "Сначала судьба тонко намекает. Если ты не видишь этих намеков, она дает хорошего пинка, ну, или обухом по голове, это уже зависит от личного везения". Мне бы хотелось, чтобы разговор 29-го января в пустой аудитории стал началом новой дружбы. Мне бы очень этого хотелось.
После боя курантов надо было срочно убегать: да, бабуль, не волнуйся, шарф на мне, конечно, позвоню, все хорошо, нет, не буду, да, не забуду... Потом под салютами, между празднующих, дворами через две улицы, где Аста подхватила меня в такси, потом еще улицы, салюты, Аллен, опять улицы, Дей... на меня кинули пакеты с чем-то тяжелым, выпивший таксист смеялся и шутил, а хриплый Аллен молча избивал Дея варежками, пока мы не доехали до Клауда, где уже ждали. Накрывались столы, все обнимали друг друга, потом Клауд с гордостью вынес хомяка - проклятие этого вечера - и бакен, народ оккупировал попотряс (дивный тренажер, больше похожий на орудие для пыток), и снова завертелось-закружилось-понеслось, а где-то черт пил спирт с ананасами и проигрывал в карты.
Наверное, из-за того, что последние две-три недели были ночными, я и сейчас гораздо лучше чувствую себя ночью, закрыв все двери, при свете лампы. По ночам на деревьях распускаются лица. Их семена лежат в пластиковом пакете из-под телевизионного шнура (не давать детям младше трех лет), и они прорастают на расшитом бисером полотне через боль в моих руках.

Тут лежат еще две фотографии.

...когда-то давно, кажется, три или десять тысяч лет назад, бабушка водила меня на пение в пыльную аудиторию в местном Доме творчества. Кроме пианино и

табурета, мебели в ней не было - хор репетировал стоя. Над пианино висел портрет не то юноши, не то мужчины; за париком и слоем пудры было невозможно определить точный возраст, к тому же портрет был любительский и явно не лучшего качества. За все годы я так и не решилась ни у кого спросить, кто там был нарисован, вместо этого сама придумывала имена, истории, события из жизни этого человека. Ушла из хора по непригодности, так и не узнав, кто был на том портрете. А был там Моцарт. Это я узнала много позже, когда в одной из книг нашла вырезку с подписью, с которой, видимо, портрет и рисовался (и уже потом я видела много срисовок этого ракурса, а какая из них была первой, наверное, и не поймешь). Могла подумать на кого угодно, но не на него. И вот уже несколько месяцев мы с Моцартом коротаем вечера вместе, ибо я был настолько нагл, что позволил себе приватизировать эту вырезку Она довольно большая, но все же помещается в кармашки большинства моих блокнотов :3
Впереди еще большая часть сесии, а на меня накатывают воспоминания. Но, слава Богу, это больше не мерзкое зловонное болото, какими они были в ноябре. Кто-то починил меня, как дедушка починил мой любимый советский хронометр, нужная деталь со щелчком стала на место, и прошлое не тревожит так сильно, как раньше. "У вас хватит сил, главное, не жалейте..."

Где-нибудь на остановке конечной
скажем спасибо и этой судьбе,
но из грехов своей родины вечной
не сотворить бы кумира себе.

@темы: дети мира-под-водой

---

Рыбы зимой.

Просто немного процесса, чтобы создать впечатление жизни.

Еще две

Рыбы зимой живут.
Рыбы жуют кислород.
Рыбы зимой плывут,
задевая глазами
лед.

@темы: дети мира-под-водой

---

Чашечный язык.

Вам нравится пить чай? Мне тоже. А еще я люблю, чтобы в моем доме было много чашек, хороших и разных, потому что каждая чашка приносит определенное настроение, мысли и даже погоду. То же самое и с людьми, которые иногда приходят ко мне на чашечку чая – они все совершенно разные, со своими собственными, неповторимыми идеями и разговорами, и подавать таким непохожим людям чай в одинаковой посуде, на мой взгляд, непростительно.
Так сложился мой чашечный язык, который понимают не все (всего два-три человека, а читать настроение по чашкам и вовсе может одна только Аста), но «говорить» на котором доставляет мне огромное удовольствие.

Будь мужиком, рисуй чашки на парах по Возрожденке, и пусть Данты подождут!
Конечно, у меня есть чайный сервиз на двенадцать персон; необычайно важный и чванливый, он не может создать дружеской и теплой обстановки за столом. Поэтому я пользуюсь им в тех случаях, когда приходят не слишком любимые родственники; те люди, с которыми я знакома совсем недавно и которые еще не успели «обжиться» в моих чашках; и совсем уж редко, когда по какому-то важному делу являются и не хотят уходить знакомцы, с которыми мне не слишком комфортно общаться.
Подстаканник – для одиночества, но не для грусти. Он невероятно удобный и красивый, латунь со временем покрывается пятнами (бабушка, ну зачем ты опять начистила его?!), а чай под настольной лампой светится через граненый стакан. «Пожалуйста, не беспокойте счастливого эскаписта».
Высокие желтые чашки с подсолнухами Ван Гога, наверное, лучше всего подходят для слякотных вечеров и веселых разговоров под незатейливую музыку, они редко покидают кухню, но своим жизнерадостным видом говорят «Привет, я очень рада видеть тебя!».
Самая большая чаша обычно достается кому-то из ребят, в тех случаях, когда фильм будет долгим и интересным, чтобы не бегать бесконечно на кухню за тем, чтобы подлить еще кипятка или заварки. «Ох, ну зачем метаться туда-сюда, когда чая хватит надолго, ведь можно весь вечер сидеть на диване и хрустеть печеньем».
Красная и белая приблизительно равнозначны, у них очень удобная форма, и иногда непонятно, зачем им вообще нужны ручки? Их время – темное и зимнее, когда в доме не горит свет, а вы только-только пришли домой откуда-нибудь, заснеженные и замерзшие. «Мне тепло с тобой».
Черных тоже две. Одна – простая и лаконичная, не слишком удобная для большой ладони, но устойчивая и совсем не тяжелая. Вторая матовая, покрыта витиеватыми глянцевыми узорами, с темно-вишневой внутренностью. Обе – для работы. «Эх, ну сколько нам там еще писать, у меня скоро отвалятся руки!..»
Три приземистых, коричневых чашки с красными разводами – для выходных, для лени на подушках и для коробки шоколадных конфет. «Вы как хотите, а я сегодня ни-ку-да…».
Есть еще прозрачные с летящими аквамариновыми китами, цвета слоновой кости с коричневыми донцами, узорчатые цветочные, а так же чашки бабушкина и дедушкина, покушение на которые равносильно подписанию себе смертного приговора.
А мои любимые чашки – большие и зеленые. Их тоже всего две, а одна из них и вовсе доставалась из буфета каких-то три раза. Они замечательно удерживают тепло, а зеленая эмаль, когда нагревается, приобретает какую-то совершенно непостижимую глубину цвета. В них я наливаю чай всего трем людям, и опять же, знают о значении зеленой эмали лишь двое из них.
Приходите на чай :3

---

Hello, december!

Писать семестровую работу, которую сдавать через двое суток? Нет, о чем вы, у меня тут лампа, полбанки ананасов и душевная музыка, а за окном льет как из ведра (представляешь, каково на борту в такую погоду?), и здесь должна быть цитата из Лермонтова, но куда-то делся обрывок конспекта, на котором я ее записала.
Снова истории, снова скрежет металла и звуки губной гармошки, хриплый голос: "Полный вперед!", золотистые гогглы снова заняли свое место на моем столе, а в столе лежит новый бортовой журнал "Года Дракона". :3

Тель, сколько мы не виделись? Год, нет, чуть больше. Без тебя и шестеренки не те, знаешь ли. А казалось, что ты только вчера мучил мою гитару и опрокинул на светлый ковер блюдце с вареньем. Да, ушастый, я тоже скучала. Да, отрастила волосы, а ты, наоборот, остриг свои лохмы. До сих пор помнишь старые песни? Забавно, я тоже. Yo-ho-ho, and the bottle of the rum...
Я редко выкладываю подобные фото. Но... "В самом деле, это личное дело каждого - разговаривать ему с фонарями или нет".

---

Большое и шестереночное, небрежно окрещенное Дианушкой "Рыбным местечком", замерло на половине. Я не знаю, буду ли заканчивать эту холстину, за те месяцы, что мучаю А2, они уже набили порядочную оскомину и сожрали не одну ручку. Последний раз я бралась за них пару недель назад, и, в принципе, осталось не самое трудное и кропотливое, но у меня просто опускаются руки.

Нарисовался Сашка, наш великолепный махачкалинский филолог, который любит доказывать, что Московская школа языкознания куда круче Ленинградской. На паре истрии из референса доспеха вылез Санджи - последний паладин в нашем сумасшедшем королевстве. Сам Санджи оценил рисунок как "пушисто", в тот день, когда приволок мне вторую книгу "Песни льда и пламени". А еще я редко, но вспоминаю про планшет.

Сгорай, ла-ла-лай, а я найду себе калимбу и уеду сначала на Мальту, а потом в Бурятию, буду жить счастливо и умру в один день.

---

Жил же как-то Данте без своей Беатриче. Три ночи по старому стилю.

В первую ночь мы вдвоем сидели у меня на кухне и ждали, пока приготовится омлет из немыслимого количества яиц. Аста ковырялась в банке с огурцами, я пыталась найти соль. "А ты помнишь, как было год, два, пять лет назад?" - и те, кто ушел и никогда не вернется, почти осязаемыми призраками вились рядом. Чтобы сбежать от призраков, мы вышли на лестницу вместе с фонарем, зажженным во второй раз (больше права не имею, пока Сказочника не дождусь), и он отбрасывал густые блики на потрескавшиеся зеленые стены. Потом еще долго горел в комнате, пока мы ели омлет прямо со сковородки. "Мальчики, не верьте, что в раю нету шишек...".

Во вторую ночь из оранжевых фонарных сумерек, подрагивающих от мороси, материализовался семпай. Назвался гонцом доброго бога Локи и передал запаянное сокровище, которое ехало черт знает откуда больше месяца. В тот же час я его и запаковала, чтобы отдать в декабре и забыть. Хотя бы постараться.
Такаширо посмотрел на меня и поволок в морозные улицы, неясно как мы оказались у Зики (я ведь полгода тебя не видела, ты выкрасил волосы, да, я теперь ношу очки, конечно, филфак берет свое). Не знаю, во сколько я была дома, но пустая квартира уже не пугала так, как в первые дни.
В третью ночь я уже сама летела в пустой маршрутке под надрывный голос Викстрёма по темной трассе, а на другом конце меня ждала Хекс, сдавшая практику. "Ну когда мы еще вот так?" - "Ты объясняешь этой фразой весь идиотизм, происходящий с нами!" - "Ага. Ты соскучилась?" - "Да, черт возьми, и ты не представляешь, как..."
До этого, на неделе была спонтанная поездка на электричке, с утра пораньше, до- и вместо пар, не менее спонтанный молескин (в нем теперь страшно рисовать), славный рыцарь Ромарио таскал меня по темным незнакомым улицам, а еще очень хотелось выговориться Горькому потому что едва ли не единственный, кто все бы понял, но было ужасно жаль его нежные уши...
Бабушка чувствует себя лучше, скоро начнут говорить о выписке. То, что было, было ужасно, но все позади. Статью мою все-таки приняли на публикацию, мы с руководительницей каким-то невероятным чудом успели все отредактировать к сроку. Горький и Олег помирились, и теперь утренние дороги не наполнены звенящим молчанием. Мне больше не хочется встать посреди пары, спросить громко "Что я тут делаю?!", собрать вещи и уйти.
Очень трудно снова научиться ловить счастье за хвост. Но ведь нам же не впервой, верно? ^_^

---

Посторонним В. No more anymore.

Боль накатывает волнами. Она то затихает ненадолго (чаще всего в те моменты, когда рядом находится Горький, Аста или Така), то снова начинает пожирать изнутри. Тупая, беспощадная, она отравляет существование, глушит краски окружающего, от нее пахнет пылью и подгнившим деревом, как в коридорах старых заброшенных домов.
Лечу домой, пытаясь заглушить боль музыкой. Не помогает. За окнами автобуса синева уступает место непроглядной темноте, и деревья на трассе с мольбой тянут узловатые руки-ветки к оранжевым ореолам фонарей. От тяжелых сумок, набитых книгами, которые уже прочтены или которые нужно дочитать на выходных, ноют руки. На неделе почти не сплю, поэтому картину дополняют черные мешки под глазами.
Холодно. Тонкое пальто совершенно не защищает от порывов сильного ветра. Дома пытаюсь согреться – горячий чай, теплый свитер – и снова прогнать боль. Не помогает.
Это - то самое ужасное чувство, когда хочется завернуться во что-нибудь и забыться, на год, на десять, на сотни лет, чтобы окаменевшее одеяло стало надежной броней, чтобы никто никогда не смог через нее пробиться (вся защита, которой я окружала себя раньше, оказалась ненадежнее карточного домика).
Каждый раз пытаюсь удержаться, чтобы не разрыдаться на плече, до дрожи, до скрежета зубов. Потому что не смогу объяснить, почему боль не уходит, откуда она взялась. Кроме того – у людей своя жизнь, свои проблемы, и нагружать их моей болью, во-первых, жестоко, во-вторых, бесполезно.
…Ты еще помнишь о том северном сиянии? Впрочем, зачем я спрашиваю, если все равно знаю ответ? От того настоящего не осталось ничего, только разрозненные воспоминания, листки бумаги «на коленке на военке», история сообщений – единственная, которую я до сих пор не удаляю. Она, как что-то священное, греет из past perfectum в те минуты, когда совсем невмоготу из-за наваливающегося бытия. Я знаю, что со временем таких историй будет больше, потому что будут уходить и другие люди, потому что такова жизнь, потому что «я меняюсь, и это неизбежно».
Остановись, мгновение!
Я привыкну со временем, хоть и думаю сейчас, что это невозможно. Но ко всему человек привыкает. Ко всему-то подлец человек привыкает!
Мне надо говорить. Я все время хочу говорить, но говорю не о том, не с теми и не тогда. Я хочу обсудить сказки северных народов, богов Индии, деятельность рыцарских орденов, фильм «Воображариум доктора Парнаса», который посмотрела на выходных, пока шел дождь и болели ноги; я, наконец, хочу рассказать о том, как у меня болят ноги во время дождя. Хочу рассказать о том, как на прошлой неделе мы с Хексом ходили на книжный развал; о том, как в роще на поляне, там, где два года назад звенели дюралевые мечи, крутила пои на толстых цепях, и огонь пах счастьем и керосином… Но эту пропасть не преодолеть, ведь «тебе девятнадцать, прекрати вести себя, как тринадцатилетняя», или «хватит курить свою траву».
Близкие далеко, и неизвестно, вспоминают ли они о тебе. По водосточным трубам льется грязная вода, и мутные потоки уносят осеннюю листву вниз, к реке. В самом начале того года обещал заявиться на чай. Не пришел. Сквозь шум ноябрьского дождя слышится до боли знакомая мелодия – сосед учится играть на гитаре. Наши дома выходят в один крошечный дворик, и сейчас он сидит на полуразвалившемся деревянном крыльце с сигаретой в зубах и неумело, с ошибками выводит «Зеленые рукава». Гитара у него старая и потрескавшаяся, звуки ее больше напоминают хрипы, но Серый доволен, триумфально выпускает сизый дым изо рта после каждого правильно сыгранного отрывка.
Музыка, откуда ты? Из того марта, температурящего и кашляющего, пахнущего клубничным вареньем и «ангмарским» красным чаем. Нет больше ни варенья, ни железных подстаканников, ни истекающих талой водой «гриндерсов» в прихожей.
Мармелад, оставшийся у меня после выходных, мы съедаем вместе. Потом, не попадая в мелодию, поем старую флигоновскую «Колокольчик», отстукивая ритм по гулкому корпусу многострадальной гитары. На третьем припеве выходит мама и разгоняет наш так хорошо спевшийся дуэт.
Душистая мазь согревает колени, и ходить становится легче. В соседнем домике (его стены можно коснуться рукой, если высунуть ее из моего кухонного окна) Серый продолжает терзать музыкальный инструмент. В окнах напротив горит свет: дядя Вася, обладатель королевских усов и пивного живота впечатляющих размеров в очередной раз затеял великое переселение своих многочисленных горшков с цветами, его немаленький силуэт хорошо виден из моей комнаты.
На диване храпит старая кошка. Я не шучу, она действительно храпит. Иногда еще и разговаривает во сне на своем кошачьем языке.
Ворошу конспекты под кошачий храп, глухие гитарные аккорды и мурлыканье металла (что останется теперь?.. учение о каббале и тоска по потерянному континенту) из динамика ноутбка. Ощущение хаоса в такие моменты пропадает, волна боли откатывается назад. Так вот и живем. Утром будет туман, за ним – последнее бледное солнце.
Затишье, надолго ли ты сегодня?

---

В старом доме тишина.
А хочется кричать.

@темы: дети мира-под-водой

---

Снова тот же товарищ. В анфас и покрупнее. Мама говорит, что страшный, а мне симпатичен.
Вот так идешь, идешь по осеннему парку, а тебе вдруг из кустов: "Бу! Не найдется ли лимонной карамельки?".

---

Выйдя на крыльцо, хомса остановился и замер в ожидании. Небо было чуть светлее гор, которые волнистым контуром выделялись вокруг Муми-далена. Зверь не подавал признаков жизни, но хомса чувствовал, что он смотрит на него.

Откуда есть все это пошло

— Нумулит, — тихонько позвал он его, — милый радиолярий. Протозоша...
Но тот, видно, не понимал странных книжных названий. Скорее всего, зверь был растерян и не мог понять бормотания хомсы. Тофт огорчился, его тревожило, что нуммулит мог отправиться куда глаза глядят, а ведь он был слишком большой и слишком злой и в то же время не привык быть таким злым.
Хомса неуверенно шагнул вперед и тут же почувствовал, что зверь отступил назад.
— Ты не уходи, — объяснил Тофт, — просто отойди чуть подальше.
Хомса пошел по траве. Зверь, неуклюжая, бесформенная громадина, стал пятиться назад, кусты под ним трещали и ломались. "Он стал слишком большим, — думал хомса. — Теперь он пропадет".
Вот затрещали кусты жасмина. Хомса остановился и зашептал:
— Не спеши, иди медленнее...
Зверь заворчал в ответ. Послышался слабый шелест дождя, гроза была очень далеко. Они двигались дальше. Тофт все время разговаривал со своим зверем. Вот они подошли к стеклянному шару, в этот вечер шар был ярко-синим и за стеклом играли бурные волны.
— Послушай, — сказал хомса, — давай не будем кусаться. Это ни к чему. Уж ты поверь мне.
Нумулит не слушал хомсу, скорее, он только прислушивался к голосу хомсы. Хомса замерз, сапожки у него промокли. Потеряв терпение, он сказал:
— Сделайся опять маленьким и спрячься! А не то пропадешь!
И вдруг стеклянный шар потемнел. Бурные волны разверзлись, образовав глубокую пропасть, и снова сомкнулись. Стеклянный шар Муми-папы открылся для растерявшегося нуммулита. Зверь из отряда Протозоа сделался маленьким и вернулся назад в свою стихию.
Хомса Тофт возвратился в дом и прокрался к своему чуланчику. Он свернулся калачиком на рыболовной сети и сразу уснул.(с) "В конце ноября", Туве Янсон.
Да, это одна из моих любимых книг. И у меня в голове каждый раз возникают новые картинки того, как это могло бы быть. И мне хочется зарисовать каждую из них.

---

the dark horse keeps on fighting

Падающие листья (кленовые особенно похожи на золотых рыбок) наполняют туманную тишину утренних парков призрачным шорохом. Ближе к обеду среди деревьев появляются хрупкие девы с накрашенными личиками и профессиональными фотоаппаратами (о такой оптике мечтают многие мои знакомые-нищеброды). Их так много, что невольно смотришь под ноги, боясь наступить на растянувшееся в опавшей листве нежное создание.

Но это днем, когда город уже будет залит обманчивым осенним солнцем, которое пытается убедить тебя в том, что еще лето, что до зимы далеко. Утром в парке тихо и холодно, а сам город еще только сбрасывает с себя сонное оцепенение.
Я же просыпаюсь рано, еще затемно. Растрепанная и невыспавшаяся (встать еще раньше и привести себя в порядок – выше моих сил) выхожу из дома.
Рассвет мы встречаем уже вместе с Горьким, а небо над площадью низкое и широкое. Через пару кварталов к нам присоединяется Олег, и по дороге он часто смеется, говоря о том, что более странной троицы, чем мы, найти сложно. Но что бы он там ни говорил, нам все равно хорошо вместе

Каждую осень я нахожусь в состоянии (как точно ты его окрестил, однако) оголенного нерва. Головные боли не дают мне спокойно жить, я плохо сплю, постоянно огрызаюсь и пребываю в довольно подавленном расположении духа. Для того, чтобы как-то протянуть эти два – два с половиной месяца, я стараюсь отчаянно нагрузить себя работой: учеба, дела по дому, хобби… Почти заставляю себя рисовать, потому что (хотя скорее всего, это опять игра воображения) мне становится легче. Бумага впитывает яд вместе с чернилами, хотя большинство рисунков через некоторое время я сама боюсь перебирать, не то что показывать кому-то.
А от того, что я пытаюсь что-то поменять, выходит только хуже.
Рисунки кликабельны.

Сентябрь вышел суматошный и суетливый – хаотичное движение по городу в поисках нужной ткани, беготня по типографиям и печатням, поиск мечей среди оставшихся знакомцев-ролевиков – одним словом, мы вовсю готовили стенд к научной ярмарке, и посвящен он был… ну да, все тому же «Властелину Колец». Не знаю, насколько правильно мы поступили, выбрав эту тему, и понятия не имею, были ли у нас какие-либо ощутимые шансы на победу, но точно могу сказать только одно: сами участники повеселились от души! Я не знаю, как бы я жила без них.

---

Как-то совершенно неожиданно я эволюционировала из зеленого сопливого первокурсника в не менее сопливого второкурсника.
Читаю Данте, но шипение Олега "DNIWE" посреди лекции об устройстве ада не дает мне воспринимать текст серьезно. Чую, аукнется - о въедливости местного лектора ходят легенды.
Часто думаю о том, а выдержала ли бы этот темный инквизиторский взгляд и вкрадчивые полувопросы, которые, вроде бы, ничего особого и не несут, но после иголками впиваются в нутро, заставляя бесконечно сожалеть о том, что ты задремал на паре или сделал пару селфи. Наверное, нет - разрыдалась бы и выбежала.
Впрочем, все эти размышлизмы не мешают мне раз за разом испытывать судьбу, рисуя в новом альбоме с цветными листками (спасибо Такаширо) под кулстори про флорентийскую тусовку.
Да и пофиг.
Отчаянно хочу в мейд-кафе, там горничные и кормят.

[

Все мои попытки что-то разрулить оказываются фэйлом. Видимо, это судьба.

---

Этот товарищ тут уже когда-то появлялся, хотя с тех пор изменился немного.

А жить я буду в водосточных трубах, вить гнезда из гудящих проводов.

---

Про апплодирующих тараканов

По инерции лето продолжалось еще дней десять, и я старалась по полной использовать выпавшее на мою долю свободное время.
Первого сентября одному из главных ми-ми-ми элементов моей жизни выпала честь поерзать на плече хмурого одиннадцатиклассника – Риточка пошла в первый класс. Больше всего в этот день она напоминала куклу, и не в последнюю очередь благодаря «аристократической» манишке Астарошиной работы.
В это же время меня ждал небольшой сюрприз. Неужели Шинигамус настолько постарел, что старые учителя с трудом вспоминали мое имя? Впрочем, это, наверное, и к лучшему. Они забыли меня, а я забыла их, как страшный утренний сон. Все честно.
Это был хороший день, не смотря на обилие знакомых до боли лиц, со многими из которых встречаться очень не хотелось. Что делать – в классе я всегда была тем самым аутистом-мизантропом с задней парты, вечно отрешенно смотревшим в окно. До сих пор не понимаю, как удалось закончить школу с серебром (медалька вместе с остальным хламом валяется где-то в столе и служит для поднятия родительского ЧСВ). Наверное, включилось мое "а я все равно тебе докажу...", хотя кому доказывать, в общем-то, и непонятно.
Следующие несколько дней лили нескончаемые дожди, поэтому я то плела фенечки, то училась делать няняшки с кабошонами, то делала никчемные скетчи в старом блокноте, а за пирог с яблоками меня даже разнесло на Гильгамеша для Асты. Правда, я его так и не закончила… незаконченные рисунки – своеобразное знамя этого лета.

Бормотание.

Вместе с солнцем в моих краях появился Горький с улыбкой до ушей, охапкой листов с набросками и милыми бусиками из обкатанных морем камней. Мы бродили по городу и его окрестностям, сидели на крыше, пили чай и разгадывали загадки (Аллен, все знают ответ, а ты нет, потому что ты днииииииище), смотрели кино и в кинотеатре, и на моем ноуте, рисовали (Горький, я в печали, акварель это уныние), сидели у Асты и обсуждали ее общагу, после к нам присоединился маленький Лави и на вопрос о жизни ответил потрясающей фразой «Парень… ну с ним же гулять надо, не?..». Доселе непробиваемого Горького прорвало, и он принялся скупать все на своем пути – тетради, медведольва из IKEA и пробковую доску оттуда же, деревянную чайку со странным взглядом, майку с эмблемой Бэтмена, браслетики… Кажется, я очень дурно на него влияю.
Приехал из Дойчляндии Лермонтище, очень много и радостно рассказывал о том, как оно там все происходит, показывал фото и кормил байками о студенческой жизни, гордо демонстрировал хипстерский прикид, а потом извлек из рюкзака карандаши и «Der kleine Hobbit», которого фиг знает как читать, ведь немецкий я только собираюсь учить… Одним словом, у нас тут своя атмосфера.


В один прекрасный день я подумала: «Доколе?!» и закупилась странной одеждой под предлогом «к универу», попутно навела порядок в ростовской комнате и повесила новые занавески. Они с деревьями и птичками, воздушно-белые, и очень меня радуют.
Было здорово и в первый день занятий (вообще-то, во второй, но одну-единственную пару физкультуры в понедельник я прогуляла) встретить филологических личностей, улыбающихся и загоревших, подарить мини-презентики тем, по кому скучала, а потом ОЩОЩОЩ Лиза была в Венеции и приволокла всем няшки, которые и в сравнение не идут с моими. :,D

Два года назад в это время я отрезала фиолетовую челку и с ненавистью смотрела на окружающих меня совершенно чужих людей, куталась в летучемышиные черные туники и с тоской думала о предстоящем кошмаре длиной в девять месяцев.
Год назад я смотрела аниму запоями, неделями не выходила из дома, со страхом гадала, каким будет окружение, с которым мне придется жить и учиться, и шла в парикмахерскую стричься «под мальчика».
Сейчас я обвешиваюсь костяными браслетиками и яркими бусинками, брожу по городу в мужской рубашке на стопицот размеров больше, чем надо, рисую всякую чушь и смотрю мультики. Как оказалось, когда я все-таки набираюсь смелости что-то сделать, результат может получиться самым неожиданным, а начатый на одной волне разговор перейти совсем на другую. Но я не жалуюсь. What time is it? Adventure time!